Детство, опалённое войной (Старинный романс) - 11.МВГ [6] - ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ - ЧИТАЛЬНЯ

Детство, опалённое войной (Старинный романс)

на начало книги СТАРИННЫЙ РОМАНС От любви к женщине родилось все прекрасное на земле. (М.Горький). В ОДИН из нынешних весенних дней куб "Дилетант" нашей гуманитарной средней школы №3 проводил своё очередное занятие. Темой его был "Старинный романс". Помнится, мне очень хотелось послушать сообщения наших "дилетантов" и, возможно, я не удержался бы даже и от собственного выступления. Уж очень интересная, значительная и волнительная для меня тема была здесь предложена. К сожалению, нездоровье не позволило мне тогда прийти, чтобы рассказать завсегдатаям клуба о том, как я понимаю и воспринимаю старинный русский романс, что он значит и как звучит для меня. А мне так хотелось, чтобы дети, и взрослые поняли здесь меня, вместе со мной проникнулись к нему уважением и восторгались этим замечательным сокровищем нашего музыкального и песенного прошлого. Искреннен, сентиментален и порой даже наивен старинный русский романс. Возможно поэтому он почти всегда прекрасен, чист, притягателен и долговечен. Многие из этих небольших, когда-то популярных лирических стихотворений, положенных на музыку, до сих пор волнуют меня, как и в далёкую пору моей офицерской молодости. Об одном из таких старинных песенных шедевров, а также истории , связанной с ним, я попытаюсь здесь рассказать тем, кому это будет интересно. ...В самом начале 50-х годов офицерская судьба занесла меня для службы и жительства в небольшой прибрежный эстонский городок. Это был известный во всей Прибалтике старинный курорт Пярну. Известен он был и своими знаменитыми грязелечебницами, куда состоятельные шведы, финны и другие прибалты, и даже англичане приезжали поправлять своё здоровье во времена буржуазной Эстонии. Несколько мирных лет уже восстановили жизнь в этом города, но тяжкое наследие минувшей войны встречались здесь ещё повсюду. Полностью были разрушены центральные кварталы города. Продувая пустые глазницы окон и мрачные остатки каменных стен, осенний ветер с моря наводил здесь на прохожих угнетающую кладбищенскую тоску. Отступавшие гитлеровцы взорвали и мост через широкое устье реки Пярну, которая впадает здесь в одноименный морской залив. Поэтому берега её, а значит, и части города, связывались между собой временной понтонной переправой, наведенной нашими сапёрами вверх по течению, недалеко от гторчавших из воды опор прежнего моста. По длинному настилу понтонов, который непрерывно качался на волнах, осторожно продвигались машины и повозки, шли докеры и рыбаки на работу в порт, а военные, зачастую подняв от сырого ветра с моря воротники шинелей и курток, - к себе в части. Расположение большого военного городка, который раньше, до войны, был здесь при аэродроме, теперь определялось лишь по остаткам фундаментов домов. Строители успели наспех собрать на части из них десяток-другой финских домиков, бараков и несколько двухэтажных деревянных зданий. Здесь размещались штабы, казармы и жильё для офицерских семей. Однако нам, молодым и несемейным офицерам, приходилось квартироваться в городе, у частников. Каждому из нас, прибывающих в полк, командир своей властью давал "три дня на устройство". Это означало, что за такой строк ты сам должен был найти себе "крышу над головой". Какая она у тебя будет:"угол" т.е. койка в комнате вместе с хозяевами, или отдельная комнатушка - дело личного везения. Важно было, чтобы в случае надобности тебя быстро мог разыскать посыльный, а ты прибывал бы в строй боеспособным и без опоздания, т.е размещался не за тридевять земель от аэродрома. К сожалению, найти жильё в городе было весьма непросто.Война и здесь откликнулась своим характерным эхом. Зачастую недрожелюбно настроенные эстонцы рекомендовали офицеру, ищущему квартиру, пройти на "проспект Жаворонкова", которым после долгих его розысков оказывались кварталы разрушенных в войну домов. Это был результат бомбовых ударов нашей морской авиации, которая в своё время выкуривала из города и порта отчаянно сопротивлявшихся гитлеровцев. (Маршал авиации Жаворонков в годы войны был командующим авиацией ВМФ). А, в основном, сказывалось то, что горожане сами бедствовали из-за нехватки жилья. К счастью, в устройстве мне повезло: помогли мои новые сослуживцы. Одному из них, старшему лейтенанту Кирееву, которого за покладистый характер все офицеры эскадрильи звали просто Саней, удалось замолвить за меня убедительное словечко перед своей хозяйкой. Через день старушка-эстонка разыскала свободную комнату на соседней с ней улице. И после нескольких ночей, проведённых в "перелётной гостинице", я уже тащил свой холостяцкий чемодан по указанному мне адресу. Дело в том, что в заречной части города, особенно по улицам Вяйке Куке и Суур Куке (или, как я потом узнал - Малой Петушиной и Большой Петушиной) шло тогда большое жилищное строительство. То тут, то там частники возводили себе по-эстонски островерхие, в два яруса дома. Ясно, что это и по тем временам было делом весьма накладным. Потому застройщики вынуждены были многда пускать нашего брата-военного на постой. Сравнительно высокая плата за квартиру несколько помогала частнику завершить начатое строительство. И вот, старарательно выполняя советы рекомендовавшей меня старушки, я стою перед своими будущими хозяевами и не скуплюсь на благожелательные, располагающие улыбки и нехитрые, но конкретные обещания. Видимо, моя "дипломатия" тогда удалась и, посовещавшись по-своему, они решились вручить мне ключи от своего флигеля, где были жилая комната и маленькая кухня. Хочется думать, что и в дальнейшем мои хозяева не были разочарованы своим постояльцем. А я, как мог, старался выполнять исконное правило и давний родительский наказ: "Не будь сам поросёнком, если хочешь, чтобы люди относились к тебе по-человечески". Забегая вперёд, скажу, что много лет спустя, я снова побывал в Пярну и там разыскал место своего прежнего жительства. С помощью старожилов я нашёл и своих прежних хозяев, супругов Пассау, хотя это было весьма непросто, т.к. весь их микрорайон был уже застроен многоэтажными домами. Однако встретиться и поделиться воспоминаниями мне удлось лишь с доброй старушкой Миной Адовной. А её муж, никогда не унывающий юморист и увалень Александр Гансович уже давно покоился на городском кладбище... НО ВОТ закончилась тогда первая для меня, затяжная балтийская осень. Этого времени мне вполне хватило на то, чтобы освоиться с жизнью части и своей службой, поближе познакомиься со своими новыми товарищами, да и со всем этим своеобразным, уютным курортным городком. Ни Дома офицеров, ни мало-мальского клуба части у нас тогда ещё не было. Телевидение было столичной роскошью и диковинкой, а кино в гарнизоне "крутили" в матросской столовой. Собственные книги офицерства шли по кругу, т.к. и в городской, и в заречной библиотеке почти вся литература была на эстонском языке, в котором все мы были довольно слабы. Поэтому в свободное время молодые офицеры, кроме посещения кино и танцев, иногда собирались друг у друга. Мы слушали радио, заводили пластинки, а то и просто подолгу и увлеченно спорили. Были среди нас увлечённые рыбалкой, охотой, радиолюбительством, фотографией и всем тем разнообразием дел, что обычно называют "умелые руки". Нам было что рассказать и показать друг другу. Многие из нас готовились к поступлению в военные академии. Жаль только, что свободного времени у офицера в строевой части бывает очень мало. Но думается, что нынешний показ жизни послевоенного советского офицерства сплошным пьянством, картежной игрой и развратом - грусная и целенарпавленная клевета на моё поколение. Как-то в один из зимних субботних вечеров мой сослуживец, лейтенант Лёша Дедков объявил сбор у себя. Мы были близки с ним по воспоминаниям о Свердловске, где я учился в войну, а он был родом. Пришли мы к нему почти все одновременно, познакомились с его милыми старичками-хозяевами, встретившими нас, и только тут узнали, что этот шалопай собрал нас на свой день рождения. Под общий смех, символически приподняв виновника за уши положенное число раз. наше офицерство невольно задумалось о том, как быть: ведь вся торговая жизнь в городе уже заканчивалась. Пока мы выговаривали улыбающимуся "новорождённому" за его сюрприз, старички наши пошептались и пригласили всех на свою половину дома. Здесь сразу же последовала команда раздвигать стол, а в дополнение к запасам Лёшки на скатерти появился внушительный старинный графин с домашней вишнёвой наливкой и ещё много вкусного, приготовленного умелыми руками хозяйки. Осмотревшись, мы увидели, что посреди этого обычного эстонского дома стоит большая русская печь. А вскоре узнали, что гостеприимные хозяева наши - бывшие псковские жители, которые приехали сюда на лечение ещё до революции, да так и остались здесь навсегда. Помнится также, что от первой нашей стеснительности очень скоро не было и следа: Николай Дмитриевич и Полина Давыдовна как-то умно и тактично сумели расположить к себе молодёжь. И вскоре мы чувствовали себя у них совсем по-домашнему, как у давно знакомых, старших друзей. ...ЧАСА через два, когда были сказаны все подходящие тосты и даже перепеты все общеизвестные песни, Николай Дмитриевич вдруг попросил нашего "главного музыканта" Саню, передать гитару ему. Он задумчиво перебрал ёё струны и, глядя только на Полину Давыдовну, запел сильным, мужским баритоном: Накинув плащ, с гитарой под полою. К её окну приник в тиши ночной. Мы все просто замерли от неожиданности. С этими словами произошло настоящее чудо перерождения нашей милой старушки. Глаза Полины Давыдовны по-молодому заблестели. Они прямо-таки говорили с глазами мужа, словно сердечно благодарили его за добрую память о чём-то их общем и сокровенном, известном только им двоим. Не разбужу ль я песней удалою,- Роскошный сон красавицы младой? -договаривали они вместе при нашем общем оцепенении. По всему было видно, что этот красивый и звучный романс уже давно был знаком и всегда дорог им обоим, как ниточка, связывающая их с далйкой, но прекрасной молодостью, Что оба они всегда любили и помнили его и о нём, но только какие-то другие, очень большие события долго не позволяли им слух говорить друг другу его чарующие слова. А сейчас такая возможность пришла вновь. В безмолвном напряжении мы прослушали второй куплет романса: Звезда души, волшебница златая, Я слушу тон и звук твоих речей, Любимых уст улыбка неземная И стройный стан, и чёрный шёлк кудрей. Он поразил нас необычной силой и выразительностью эпитетов, которыми влюбленный юноша награждал здесь предмет своей страсти. Как здорово! - подумалось мне. - А смог бы я найти и сказать кому-то такие слова? Видимо, для этого надо очень сильно любить и, пожалуй, даже боготворить свою девушку. Но чем же закончится этот романс? Что скажет в ответ та девушка? Чем ответит она на такие страстные слова? Лишь бы только она поверила в их искренность и приняла их! Вновь прозвучал аккорд гитары, и мы услышали продолжение: Но не страшись меня, младая дева, Я не смущу твоих отрадных снов Неистовством разгульного напева, Чиста и песнь, когда чиста любовь. Да, да! Как правильно сказано: "Чиста и песнь, когда чиста любовь"! Только искренность и чистота чувства позволит человеку найти такие неотразимые по своей силе слова. В исполнении наших новых друзей это было нечто потрясающее. Никогда ничего подобного я не слышал ни до - , ни после этого. Ни один, даже самый искусный дуэт очень опытных мастеров сцены не мог бы, пожалуй, добиться, такой правдивости и искренности в передаче этих сокровенный слов. Видимо, так могла сказать только всепобеждающая сила взаимности этого великого и святого человеческого чувства, достойно пронесённого по долгой и нелегкой жизни. Поющие словно забыли о нашем присутствии. Они видел и ощущали только себя. Я здесь пою так тихо и смиренно Лишь для того, чтобы услыхала ты, И песть моя есть фимиам священный Пред алтарём богини красоты. А мы, растерянные и смущенные своим невольным присутствием при этом неожиданном откровении, ничего не могли поделать с собой, кроме того, как, затаив дыхание, восхищенно смотреть на них по-детски широко раскрытыми глазами. Каждый из нас видел этих пожилых людей молодыми, красивыми, и нежно влюблёнными. Видел их тот прежний страстный порыв, тот , всё решивший шаг навстречу, который навсегда соединил их судьбы. Ты может быть , услышишь серенаду И из неё хоть что-нибудь поймешь, И, может быть, поющему в награду "Люблю тебя" сквозь сон произнесёшь. С этими словами прозвучал и затих последний аккорд гитары. А мы были уверены, что так оно и будет, Что будет обязательно получен желанный отклик, последует ответное признание и будет достигнута взаимность чувства. Нам так хотелось этого! Так хотелось верить, что любовь всесильна. Что она может всё! Окрылённые своей молодостью и очарованием незнакомого ранее старинного романса, мы были просто убеждены в правоте нашего общего любимца Максима Горького, который так замечательно сказал, что "...Краше солнца - Нету в мире бога, Нет огня- Огня любви чудесней" И ничего не поколебало бы тогда нас в этой убежденности. В наступившей тишине кто-то из нас растроганно кашлянул. Полина Давыдовна молча плакал, прикрывая глаза платком. Потом извинившись, она вышла на кухню, и никто не решился утешать её. А Николай Дмитриевич помолчал немного, внимательно и задумчиво оглядел нас и начал рассказывать... ИСТОРИЯ их, т.е. супругов Семёновых, была и романтична и трагична одновременно. В их далёкой молодости они познакомились зимой на городском катке, который издавна устраивался у стен древнего Псковского кремля, на широкой глади здешней реки Великой. Николай Дмитриевич первый год учительствовал тогда в женской гимназии, а его новая знакомая только что окончила её. Каждая новая встреча приносила им радость, и оба ждали их с нетерпением. А потом здесь же, на льду катка с ними произошел трагический случай, первый в их жизни. В один из вечеров Полина, которая на плохо освещенной дорожке вырвалась вперёд, вдруг споткнулась и упала на большой скорости. При этом она сбила своего партнёра, невольно ударив его лезвием своих коньков. Пострадал лишь он, принявший на себя весь её удар. Девушка же отделалась незначительными ссадинами. С открытыми переломами обеих ног с тяжёлым сотрясением, в состоянии болевого шока Николай Дмитриевич был доставлен в городскую больницу. Долгие месяцы лечения. общая причастность к несчастию и переживания сблизили их ещё больше. Несомтря на категорический запрет состоятельных родителей, девушка не бросила его в беде. И это совсем не было её жертвой или попыткой искупить свою невольную вину. Её решение было соновано на выстраданном чувстве, и Николай Дмитриевич не нашёл в себе сил отказаться от совего счастья. Летом 1913 года они смогли уехать в этот курортный эстонский городок, где обвенчались в православной церкви. Лишившись помощи родителей, молодые начали самостоятельную жизнь и остались здесь навсегда. Последующие война, революция и отделение Эстонии отрезали их от Пскова, и от России. Супруги прожили нелегкую жизнь. Освоив эстонский язык, оба работали в местной школе. Стали уважаемыми в городе людьми. Здесь же вырастили и достойно воспитали двоих сыновей,построили свой дом, который почти уцелел даже в последнюю жестокую войну. А вот их ребята, их милые, хорошие парни ушли с Красной Армией и домой не вернулись. Лишь в конце войны родители узнали, что пропали те без вести в одно из неудачных сражений эстонского стрелкового корпуса под Старой Руссой. Это стало второй, самой страшной трагедией, посетившей их дружную, трудолюбивую семью. Поседевшим от горя и тяжкого бесконечного ожидания старикам остались лишь фотографии сыновей на стене их навсегда опустевшего дома. Мы встали и молча постояли около их портретов, всматриваясь в безмятежные открытые лица парней с короткими довоенными прическами. Один из уголков каждой рамки стягивала черная муаровая ленточка. Видимо, надежды на возвращение сыновей у матери уже не осталось. -А романс? - спросил кто-то из нас. -Это романс было очень любим нами ещё в молодости, - ответил Николай Дмитриевич. - Мы неприменно и с большим чувством пели его на своих студенческих вечеринках. Он чудодейственно облагораживал взаимоотношения молодежи. Ну, а потом его словами я, видимо, заворожил свою будущую супругу, - улыбнулся он. - И так заворожил, что на всю жизнь. -Знали и любили петь этот старинный романс и наши парни, - продолжил, помолчав, Николай Дмитриевич. - Однако никто из них не успел создать свою семью. Учились, студентами были. А потом война проклятая не дала... ...В тот вечер мы искренне, по-сыновьему полюбили этих стариков. Возможно, и они увидели в нас что-то родное, близкое и давно понятное им. Может быть, они заметили в нас какое-то повторение своих сыновей и поэтому всячески старались проявить к нам заботу, передать нам свою неизрасходованную родительскую теплоту и любовь? Мы были потрясены всем встреченным здесь: и глубиной взаимного, лучшего человеческого чувства, которое пронесли по жизни эти пожилые люди, и тяжестью их родительского горя, и сознанием их одиночества в старости. Уходя из этого гостеприимного дома, каждый из нас искренне и как мог нежно благодарил его хозхяев. С тех пор, если я вдруг слышу мелодию и слова этого старинного русского романса, на память мне неизбежно приходят те два, до трагической белизны, седых человека, их страдающие глаза и слёзы взаимной любви и благодарности. К сожалению, о дальнейшей судьбе супругов Семёновых мне ничего не известно... СПУСТЯ годы, я узнал, что русский романс "Накинув плащ, с гитарой под полою" имеет весьма давнюю историю, насчитывающую более 160 лет. Он относится к народным песням литературного происхождения, т.е известен лишь автор его слов, но не музыки. Источник его - стихотворение Владимира Александровича Соллогуба (1813-1882) "Серенада", получившее широкое растпространиение сначала в студенческой среде, а затем и среди городской интеллигенции. В 70-80-х года XIX века слова и мелодия этого романса были известны и очень популярны даже в простом народе. Несколько слов об авторе этих прекрасных стихов. В.А.Соллогуб - граф, русский поэт и писатель XIX века. Жизнь этого титулованного аристократа по рождению была сравнительно долгой, а литературная слава громкой, но короткой. Было время, когда имя В.А.Соллогуба ставилось рядом с именами Лермонтова и Гоголя даже самим Виссарионом Григорьевичем Белинским, критиком строгим и весьма взыскательным. В.А.Соллогуб был знаком с Пушкиным, с семьёй Карамзиных, Гоголем, Вяземским и другими классиками русской литературы XIX века. Писать стихи он начал рано, ещё в конце 20-х годов. Однако поэтом не стал и в русскую литературу вошёл не как поэт, а как прозаик. автор нескольких повестей и многих рассказов. Сам В.А.Соллогуб иронически относился к своему "рифмотворству", хотя некоторые из его стихов вскоре после их появления были положены на музыку и стали широко известны ещё при его творческой жизни. Одним из таких популярных в народе произведений была его "Серенада", ставшая романсом "Накинув плащ, с гитарой под полою..." К сожалению, на сцене и радио романс этот в наше время исполняется весьма редко и может быть отнесён к категории незаслуженно забытых. Не будем удивляться: "Каждому времени - свои песни". Однако тому, кто знаком с его выразительным содержанием, незабываемыми, страстрыми словами и простой, пожалуй, единственно возможной для него мелодией - он будет памятен всегда. Да и целое, проникновенное исполнение такого песенного шедевра прошлого редко кого оставит равнодушнным. О своём отношении к нему, а также историю простой русской семьи Семёновых в связи с ним, я и хотел поведать в этом рассказе. Думается, что хоть на смену поколениям романтиков и энтузиастов сейчас приходят новые поколения, в сознании которых ныне усиленно внедряются растлевающая мораль прагматизма, индивидуализма и всеобъемлющих рыночных отношений, - никогда не будет окончательно осквернена чистота, нежность и неподкупная сила древнего, как мир, чувства искренней всепобеждающей любви. Искорку надежды на это в меня вселяет заинтересованное обсуждение истории и судьбы старинного русского романса в Верещагинской гуманитарной школе. 1995 год. Читать далее >>>
Категория: 11.МВГ [6] \| Добавил: foma33 (17.03.2012)
Просмотров: 1391 \| Теги: МВГ, книга