БИОГРАФЫ Пушкина считают, что на протяжении всей жизни друзьями поэта были и его родственники - дядя Василий Львович Пушкина, сестра Ольга Сергеевна (в замужестве Павлищева), брат Лев Сергеевич, жена Наталья Николаевна, а также няня, Арина Родионовна Яковлева. Родители поэта отнесены к его друзьям, к сожалению, быть не могут.
Известно, что Василий Львович сыграл существенную роль на ранних этапах формирования творческой личности племянника-поэта. Пушкин навсегда сохранил к нему чувство признатель¬ности и дружеское, хотя и слегка ироническое участие. Василий Львович отличался от своего младшего брата (отца поэта) большей самостоятельностью и мудростью в суждениях и поступках. Возможно, что эти и другие положительные черты характера, отсутствующие у отца сделали друзьями дядю и племянника.
Современники Пушкина рассказывают, что его свадьбу с Натальей Николаевной пришлось отложить из-за неожиданного семейного траура, когда 20 августа 1830 года скончался Василий Львович. Все хлопоты и расходы по его похоронам Пушкин взял на себя. Родителей поэта в Москве тогда не было, они жили в Михайловском. Пушкин не хотел волновать своего отца и написал лишь хозяйке соседнего Тригорского П.А. Осиповой-Вульф с просьбой осторожно подготовить родителей к печальному известию. Очевидцы рассказывают, что всю дорогу от дома Василия Львовича на Старой Басманной до места его захоронения в Донском монастыре, Пушкин прошел за гробом пешком, мрачный и подавленный. Смерть дяди он переживал болезненно, как его близкий друг.
Дружеская близость поэта и его старшей сестры Ольги существовала с их раннего детства. В дальнейшем она переросла в духовную близость взрослых людей. Поэт выполнил роль посаженного отца и примирителя «молодых» с родителями, когда его сестра в 1828 году тайно обвенчалась с Н.И. Павлищевым (1802-1879). Он до конца своей жизни любил сестру и ее первенца-сына Льва (1834-1915). Впоследствии Ольга Сергеевна всячески пыталась умерить назойливые финансовые и наследственные притязания своего мужа к Пушкину. Кстати сказать, поэт отказался от прибыли своей части Болдинского имения в пользу сестры. В дни дуэли и смерти Пушкина его сестра находилась в Варшаве.
Младший брат поэта, Лев Сергеевич долгие годы был предметом его трогательной любви, заботы и тревоги. Пушкин неизменно по-дружески относился к нему и снисходительно терпел его «гусарские» выходки, платил его непомерные долги, использовал свои связи для устройства того на службу. Часть кредиторов брата Пушкин так и не смог удовлетворить при жизни, и векселя поэта в дальнейшем оплачивала Опека. Своей безалаберностью любимый брат Пушкина внес значительную лепту в создание для него невыносимых денежных тягот последних лет. Однако, несмотря ни на что, Пушкин, по словам П.А. Вяземского, «нежно любил того братской любовью с примесью родительской строгости». В дни дуэли и кончины поэта его брат был участником боев на Кавказе.
Жена Пушкина, Наталья Николаевна, последние шесть лет жизни поэта была его близким другом и поверенным надежд, печалей и даже литературных замыслов. Об этом участии ее в судьбе и творчестве поэта будет более подробно сказано в главе «Пушкин-семьянин».
Искренним и преданным другом поэта с раннего его детства до зрелых лет была няня, Арина Родионовна Яковлева. Дружба с этой простой, но мудрой и талантливой женщиной глубоко отозвалась и душе, и в творчестве Пушкина. Она во многом сделала его народным, доступным и любимым поэтом. О роли няни в судьбе и творчестве поэта будет более подробно рассказано в последующей главе «Пушкин и крестьяне».
В итоге же следует привести слова Н.Г. Чернышевского: «В одном поэт всегда оставался неизменен - в привязанности людям, которых раз полюбил; трудно найти человека, который был бы таким верным и преданным другом, как Пушкин».
***
«ПРЕДМЕТ УВЛЕЧЕНИЯ» Пушкина в 1828 году А.А.Оленина оставила о нем в своем Дневнике запись: «...Говорили, что он дурной сын...». Справедлива только ли такая характеристика поэта?
Действительно, отношения Пушкина с родным домом длительное время были весьма сложными и неоднозначными. Если с сестрой и братом они всегда отличались теплотой и дружелюбием, то с родителями всё было далеко не так. «Погоду» в отношениях со старшим сыном делал отец, человек по натуре легкомысленный, вздорный, трусливый, бесхозяйственный и на редкость скупой даже по мелочам. С.П. Шевырев называл его «человеком ограниченного ума, который не мог внушить большой привязанности к себе в сыне своем». Мать поэта отличалась умом, более покладистым характером, но всегда принимала сторону отца и всю свою материнскую ласку обращала на младшего сына, Льва.
Известно, что шесть лет учебы старшего сына в Царскосельском лицее для родителей не были обременительны, т.к. обучение и содержание воспитанников там было бесплатным. Возможность и намерение Пушкина стать после выпуска офицером гвардии отцом поддержаны не были. Скупой Сергей Львович отказал ему в средствах на обустройство, поэтому бывший лицеист Пушкин стал мелким чиновником коллегии иностранных дел с мизерным денежным содержанием 700 рублей в год. Родители к тому времени переехали на жительство из Москвы в Петербург, т.к. их любимый сын Лёвушка поступил и учился (платно) в Благородном пансионе сначала при лицее, а затем - при Петербургском университете.
В доме бесхозяйственных родителей постоянно царил беспорядок. Сравнительно обширные их вотчины были малодоходными, т.к. хозяйственные вопросы отца не интересовали. К старшим детям, по словам сестры поэта Ольги, родители относились деспотично.
Получив в столице громкую известность, молодой одаренный поэт оказался в кампании праздных гуляк, гвардейских офицеров, аристократов типа братьев Всеволжских и т.п. Это увлечение требовало денег, а их у чиновника 10- го класса Пушкина - не было.
Биографы поэта вспоминают довольно зловещий эпизод того периода в семье Пушкиных. Как собутыльник богачей, сын просил и требовал денег у отца, ему их не давали. Ссора достигла крайнего напряжения. Сын с пистолетом в руках объявил, что застрелится, но это было принято за пустое устрашение. Тогда Пушкин-младший выстрелил в себя, но пистолет дал осечку. Последовал смех отца. После этого Пушкин выстрелил в воздух, и оказалось, что пуля была. Лишь фатальная случайность спасла тогда жизнь поэта.
Впоследствии, находясь в Кишиневе и Одессе, Пушкину многократными письмами приходилось «выбивать» маломальскую денежную помощь от родителей. В начале михайловской ссылки отец неоднократно упрекал сына в его «неблаговидном» влиянии на сестру и брата, а затем взял на себя обязанность полицейского надзора за ним, распечатывал и читал его почту и т.п. Последовавшее за этим бурное объяснение заставило Сергея Львовича отказаться от этой роли, но его отншения со старшим сыном были испорчены надолго.
С годами острота отношений Пушкина с родителями исчезла. Они стали гордиться своим прославленным сыном, а он уже давно раскаялся в заблуждениях своей молодости.
Так в 1827 году он писал:
...Я вижу в праздности, в неистовых пирах
В безумстве ветреной свободы
Мои утраченные годы...
Впоследствии Пушкина единственный из семьи, до конца своей жизни заботливо пёкся о своих бесхозяйственных родителях, помогая им материально, уплачивая их долги и т.п. Раскаялись и они (особенно, - заболевшая мать) в том, что ранее лишали его своей родительской ласки, любви и заботы. Весной 1836 года Пушкин сам (отец в этом не участвовал) отвез тело умершей матери из Петербурга и по ее завещанию похоронил на фамильном кладбище Святогорского монастыря. Он до конца жизни помнил и достойно выполнял свой сыновний долг. Отец поэта пережил его на три года. Хотя и был старше сына на 29 лет.
Кстати сказать, псковский митрополит Евгений (Казанцев), с которым во время михайловской ссылки Пушкин имел единственную встречу и в целом дружелюбный разговор, также почему-то нелицеприятно отозвался о нем в письме И.М. Снегиреву 15 февраля 1837 года:
«Вот и стихотворец Пушкин умер от поединка. Он был хороший стихотворец; но худой сын, родственник и гражданин».
Мнение баронессы Е.Н. Вревской, соседки поэта по Тригорскому и Голубову, длительное время и хорошо знавшей Пушкина, полностью опровергают подобный отзыв о нем. В 1869 году она писала:
«Пушкин был чрезвычайно привязан к своей матери, которая, однако, предпочитала ему своего второго сына (т.е. Льва), и притом до такой степени, что каждый успех старшего сына делал ее к нему равнодушнее и вызывал с её стороны сожаление, что успех этот не достался её любимцу. Но последний год жизни, когда она была больна несколько месяцев, Александр Сергеевич ухаживал за ней с такой нежностью и уделял ей от малого своего состояния с такой охотой, что она узнала свою несправедливость и просила у него прощения, сознавая, что она не умела его ценить.
После похорон матери, им выполненных, он был чрезвычайно расстроен и жаловался на судьбу, что она и тут его не щадила, дав ему такое короткое время пользоваться материнскою нежностью, которой до того времени он не знал».
Думается, предложение и митрополита Евгения, и А.А. Олениной о том, что Пушкин. Кроме остальных недостатков еще и «дурной сын», - весьма необоснованно.
***
ИЗВЕСТНО, что Пушкин весьма любил карточную игру и, особенно, ощущения, ею доставляемые. Будучи человеком необыкновенно увлекающимся, он по временам сильно предавался этой страсти, ко¬торая привлекала его поэзией обязательного риска. Его тригорский приятель Алексей Вульф в своем дневнике заменил по этому поводу, что «Пушкин говорил мне однажды: страсть к игре есть самая сильная из страстей».
Биограф поэта П.И. Бартенев писал, что играть Пушкин начал еще в лицее и немало времени проводил за карточным столом в свои сумбурные послелицейские 1817-1820 года. Следует полагать, что ход этому увлечению дало знакомство и дружба лицеиста Пушкина с молодыми офицерами лейб-гвардии гусарского полка, квартировавшего в Царском Селе. В дальнейшем, после распада литературного кружка «Арзамас», Пушкин - активный участник веселого общества «Зеленая лампа» и офицерских вечеров. Карты были непреложным атрибутом времяпрепровождения «семьи молодых повес», среди которых выделялись братья Александр и Никита Всеволжские. Зачастую не имея тогда денег для покрытия карточных проигрышей, Пушкин вгорячах расплачивался даже своими стихами.
«Рукописи Пушкина, - писал литературовед Н.О. Лернер (1877-1934), - бойко котировались на игорной бирже. Так, в 1820 году он проиграл своему приятелю и партнеру по картам Н.В. Всеволжскому (1799-1862) тетрадь своих стихотворений (за 1000 рублей), которую с немалым трудом смог выкупить только через пять лет, после длительной переписки из Одессы и Михайловского».
Особенно пристрастился Пушкин к картам во время своей южной ссылки. П.И. Бартенев писал по этому поводу: «кишиневская жизнь для него была довольно скучна. Значительную долю времени Пушкин отдавал здесь картам. Тогда игра была в большом ходу и особливо в полках. Пушкин не хотел отставать от других: всякая быстрая перемена, всякая отвага были ему по душе; он пристрастился к азартным играм и всю жизнь потом не мог отстать от этой страсти. Она разжигалась в нем надеждою и вероятностью внезапного большого выигрыша, а денежные дела его были, особенно тогда, очень плохи. За стихи он еще ничего не выручал и приходилось жить мизерным (700 руб. в год) жалованием и скудными присылками из родительского дома, о которых приходилось не раз напоминать скупому Сергею Львовичу.
Жизнь в Кишиневе сама подводила его к «зеленому столу ». Играли обыкновенно в штос, в экарте, но чаще всего в банк. Однажды за карточным столом у Пушкина даже возник конфликт с одним из офицеров генштаба, приехавших тогда в Кишинев, Зубовым, который играл «наверняка», т.е. жульничал. Пушкин, проигравшись ему и расплачиваясь, откровенно высказал свое мнение по этому поводу, что привело к дуэли. Однако поединок закончился благополучно для обоих соперников, причем Пушкин, не в пример Зубову, смог при этом доказать свое мужество, благородство и правоту.
Пушкин был игроком азартным до самозабвения. П.А. Вяземский, говоря в дальнейшем об известных людях, отличавшихся особой страстью к карточной игре, обязательно относил к ним Пушкина и вспомнил об одном эпизоде из жизни своего друга:
«Во время пребывания своего в Южной России, Пушкин куда-то ездил за несколько сот верст на бал, где надеялся увидеть предмет своей тогдашней любви. Приехав в город, он до бала сел понтировать и проиграл всю ночь до позднего утра, так что прогулял и все свои деньги, и бал, и любовь свою».
Во второй главе «Евгения Онегина», написанной на юге, была даже строфа (она пропущена в окончательной редакции), посвященная азарту игры:
Страсть к банку! Ни дары свободы,
Ни Феб , ни слава, ни пиры
Не отвлекли в минувши годы
Меня от карточной игры;
Задумчивый, всю ночь до света
Бывал готов я в прежни лета
Допрашивать судьбы завет:
Налево ляжет ли валет?
Уж раздавался звон обеден,
Среди разорванных колод
Дремал усталый банкомёт.
А я, нахмурен, бодр и бледен,
Надежды полн, закрыв глаза,
Пускал на третьего туза.
Свой сон перед поединком Пушкин позднее сравнивал с ожиданием замешкавшейся карты в азартной игре. Переживания и нервное напряжение были для него одинаковы в обоих случаях.
Вырвавшись на свободу из своей михайловской ссылки, поэт в Москве немало времени проводил за карточным столом, играя преимущественно в штос. А.М. Загряжский (1796-1878), дальний родственник Н.Н. Пушкиной, рассказывал впоследствии, что играя как-то с ним поэт проиграл все бывшие у него деньги. Тогда он предложил в виде ставки только что оконченную пятую главу «Онегина». Ставка была принята, т.к. рукопись эта тоже представляла собой деньги, и очень большие (Пушкин получал по 25 руб¬лей ассигнациями за строку), - и Пушкин проиграл. Следующей ставкой его была пара пистолетов, но здесь счастье перешло на сторону поэта: он отыграл и пистолеты и рукопись, и еще выиграл полторы тысячи рублей».
С.П. Шевырев также вспоминал: «Пушкин очень любил играть в карты; между прочим, он употребил в уплату карточного долга тысячу рублей, которые заплатил ему «Московский вестник» за год участия в нем».
Двоюродный брат А.А. Дельвига, генерал и сенатор Андрей Иванович Дельвиг (1813-1887) говорил, что Ан¬тон Дельвиг удерживал Пушкина от карточной игры, и тот его слушался.
В.А. Нащокина, рассказывая о поэте, говорила: «За зеленым столом он готов был просидеть хоть сутки. В нашем доме его выучили играть в вист, и в первый же день он выиграл десять рублей, чему радовался, как дитя. Вообще же в картах ему не везло, и играл он дурно, отчего почти всегда был в проигрыше».
Пушкин (как впоследствии и Н.А. Некрасов (1821-1878) обычно вел большую карточную игру. Как-то, будучи еще холостяком, он проиграл известному в Москве карточному игроку Огонь-Догановскому 24800 рублей и вынужден был искать какой-то выход из создавшегося положения. Помогли тогда ему друзья - П.В. Нащокин и М.П. Погодин. Нащокин старался добиться отсрочки, а Погодин собирал деньги у друзей, в долг Пушкину.
Известно, что в 1826-1830 годах Пушкин проигрывал в Москве значительные суммы, преимущественно профессиональным игрокам В.С. Огонь-Догановскому (1776-1838) и Л.И. Жемчужникову, при этом давал им векселя на уплату долгов.
С большим знанием карточного дела Пушкин изобразил карточную игру и роковые страсти вокруг нее - в своей знаменитой повести «Пиковая дама».
К сожалению, сам увлекающийся, поэт не был счастлив в картах. Но была в его время такая московская известность, как автор ряда пьес и стихов Иван Ермолаевич Великопольский (1797- 1868), которому везло еще хуже. В картах его побеждал даже Пушкин, которого многие обыгрывали, и потому поэт питал к Великопольскому какую-то ироническую нежность. Это нашло свое выражение в его «Послании» (1828 г.), которое он посвятил И.Е. Великопольскому, как сочинителю «Сатиры на игроков». Там он, в частности, говорит автору:
Послушай, Персиев наследник,
Рассказ мой:
Некто, мой сосед,
В томленьях благородной жажды,
Хлебнув кастальских вод, бокал,
На игроков, как ты, однажды
Сатиру злую написал
И другу с жаром прочитал.
Ему в ответ его приятель
Взял карты, молча стасовал,
Дал снять, и нравственный писатель
Всю ночь, увы! понтировал.
Тебе знаком ли сей проказник?
Но встреча с ним была б мне праздник:
Я с ним готов всю ночь не спать
И до полдневного сиянья
Читать моральные посланья
И проигрыш его писать.
В последние годы своей жизни, будучи женатым, имея на иждивении немалую семью и двоих сес¬тер жены (своячениц), вынужденный помогать родителям, сестре и брату, Пушкин постоянно испытывал огромные денежные затруднения. Ему, конечно, пришлось отказаться от многих прежних холостяцких привычек и увлечений.
Скрепя сердце, поборов самолюбие и гордость, поэту приходилось занимать деньги у богатых знакомых, давать векселя, долговые расписки, обещания и т.д. Характерен в этом отношении случай, который приводит П.И. Бартенев:
«У Пушкина был дальний родственник, некто Оболенский, человек без правил, но не без ума. Он постоянно вел игру. Раз, летом 1833 года в Петербурге, Пушкин (он жил тогда на даче, на Черной речке, и дочери его Маше было не больше двух лет) не имел вовсе денег. Он пешком пришел к Оболенскому просить взаймы и застал его за игрой. Оболенский предлагает ему играть. Не имея денег, Пушкин отказывается, но принимает предложение хозяина играть пополам.
По окончании игры Оболенский оказывается в большом выигрыше и по уходе проигравшего, отсчитывая Пушкину следующую ему часть сказал: «Каково! Ты не заметил ведь я играл наверное!». Как ни нужны были Пушкину деньги, но услышав это, он, как он сам выразился, до того пришел вне себя, что едва дошел до двери и поспешил домой».
Несомненно, это говорит о стойкой чистоте помыслов Пушкина и его безупречной честности даже в таких сильных увлечениях и соблазнах, какими в его жизни были карты.
Будучи человеком увлекающимся и страстным по своей натуре, Пушкин любил игру, соревновательность, во всех ее видах. Дочь тверского священника Е.Е. Синицина вспоминала:
«В январе 1829 года Пушкин гостил в селе Павловском Тверской губернии, в имении Павла Ивановича Вульфа, родственника своего тригорской соседки П.А. Осиповой-Вульф. Здесь Пушкин выучил сво¬его доб¬рого и флегматичного хозяина, который был много старше его, игре в шахматы. Однако тот вскоре начал его обыгрывать. Александр Сергеевич сильно горячился при этом. Однажды он даже вскочил на стул и закричал: «Ну, разве можно так обыгрывать учителя?» А Павел Иванович начнёт играть снова, да с первых же ходов и обыграет его. «Никогда не буду играть с вами... Это ни на что не похоже,- горячился обыкновенно при этом Пушкин».
Казанская писательница А.А. Фукс также вспоминала, что в Казани, вернувшись из поездки по пугачевским местам, Пушкин после обеда играл в шахматы с Э.П. Перцовым (1804-1873), литератором и публицистом, которого он знал еще по Петербургу.
Оказывается, шахматами поэт занимался всерьез. Изучал их теорию. В его личной библиотеке была книга знаменитого французского шахматиста и композитора А.Д. Филидора, автора известной в этой игре «Защиты Филидора». Сохранилась также несколько пособий по игре в шахматы; например книга А.Д. Петрова - одного из первых шахматных мастеров России - «Шахматная игра, приведенная в систематический порядок, с присовокуплением игор Филидора и примечаний на оные», с дарственной надписью автора: «Милостивому государю Александру Сергеевичу в знак уважения. От издателя». Кроме того,- несколько номеров французского шахматного журнала за 1836 год.
Вспомним и строфу из четвертой главы «Евгения Онегина», где «Ленский пешкою ладью берет в рассеяньи свою», которая иронически говорит о том, что автор о шахматах представление имеет.
Из переписки поэта с женой известны такие строки: «Благодарю, душа моя, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после». Значит, поэт не только одобрял, хвалил, но и благодарил Наталью Николаевну за это. Видимо, намеревался сыграть с ней в домашней обстановке. (Письмо из Москвы, 30 сентября 1832 года).
***
ИЗВЕСТНО также, что Пушкин увлекался боксом, и его спарринг партнером был князь П.А. Вяземский. Сын Петра Андреевича, Павел, вспоминая о своих детских годах, говорил: «В 1827 году Пушкин учил меня боксировать по-английски, и я так пристрастился к этому упражнению, что на детских балах вызывал желающих и не желающих боксировать. Последних вызывал даже действием во время самых танцев. Всеобщее негодование не могла поколебать во мне сознания поэтического геройства. Из рук в руки переданного мне поэтом-героем Пушкиным».
С лицейских лет Пушкин преуспевал и в фехтовании, в котором успехи имел «превосходные», о чем свидетельствует запись в его выпускном аттестате. Во время своей южной ссылки поэт не раз демонстрировал свое умение в этом виде спорта. Сохранился, например, дневник офицера квартирмейстерской части прапорщика Ф.Н. Лугинина, который познакомился с Пушкиным в Кишиневе. 12 июня 1822 года этот молодой офицер, только что окончивший Муравьевское училище колонновожатых (что, до известной степени соответствовало Академии Генерального Штаба) записал: «...потом дрался с Пушки¬ным на рапирах и получил от него удар очень сильный в грудь». 15 июня - еще одна запись: «...опять дрался с Пушкиным, он дерется лучше меня и следственно бьет...».
Пушкин и в зрелом возрасте старался занимать свои досуги занятиями физкультурой. П.А. Плетнев вспоминал: «Живя в Петербурге, Пушкин каждое утро отправлялся в какой-нибудь архив, выигрывая прогулку возвращением оттуда - к позднему обеду. Даже летом, с дачи, он ходил пешком для продолжения своих занятий».
Летнее купание было в числе самых любимых его привычек, от чего не отставал он до глубокой осени, освежая тем физические силы, Изнуряемые пристр¬стием к ходьбе. Знакомые поэта вспоминали, что в Михайловском он любил купаться в Сороти. Интересны в этой связи и воспоминания А.О. Смирновой-Россет о том, что когда они в Царском Селе жили по соседству с супругами Пушкиными, поэт каждое утро непременно ходил купаться. А П.В. Анненков писал: «Пушкин был неутомимый ходок и иногда делал прогулки из Петербурга в Царское Село и обратно. Выходя рано поутру, к обеду он приходил в один конец».
П.А. Плетнев писал: «Он был самого крепкого сложения и к этому много способствовала гимнастика, ко¬торой он забавлялся иногда с терпеливостью атлета. Как бы долго и скоро ни шел он, дышал всегда свободно и ровно. Он дорого ценил счастливую организа¬цию тела и приходил в некоторое негодование, когда замечал в ком-нибудь явное невежество в анатомии. И наоборот, гармоническое физическое развитие тела мужчины непременно вызывало его одобрение и восхищение».
Это подтверждает и содержание двух небольших стихотворений, написанных Пушкиным в 1836 году, после осмотра выставки скульптуры:
На статую играющего в свайку .
Юноша, полный красы, напряженья, усилия чуждый,
Строен, легок и могуч, - тешится быстрой игрой!
Вот и товарищ тебе, дискобол ! Он достоин, клянуся,
Дружно обнявшись с тобой, после игры отдыхать.
На статую играющего в бабки
Юноша трижды шагнул, наклонился, рукой о калено
Бодро оперся, другой - поднял меткую кость.
Вот уж прицелился... прочь!
Раздайся, народ любопытный,
Врозь расступись; не мешай русской удалой игре.
Известно также, что Пушкин отлично владел пистолетом, чего достиг постоянной и длительной трениров¬кой. Импульсом к стремлению стать метким стрелком стала его крупная ссора с известным столичным кутилой скандалистом опытным дуэлянтом и картежным шулером графом Ф.И. Толстым, прозванным «Американцем» за свои необычные похождения. И хотя за свои бурные послелицейские 1817-1820 годы Пушкин не раз, по различным поводам и с разными противниками, стоял у барьера, в этому поединку он готовился с особенной старательностью. Он намеревался по заслугам наказать «Американца», распустившего в столице слух о том, что Пушкина якобы вызвали в секретную канцелярию и там высекли за его «стишки». Отправляясь в свою южную ссылку, Пушкин еще не знал об этом и расстался с Толстым по-приятельски. Обидный слух дошел до него уже в ссылке. Не сомневаясь в том, что его ссора с Толстым должна закончится дуэлью, т.к. он должен «очиститься», как писал Вяземскому, Пушкин начал упорно упражняться в стрельбе из пистолета. Живя в Кишиневе в уединенном доме, где никто не жил, он каждое утро начинал с того, что сидя на постели «палил» в стену своей комнаты. Тогда же он стал постоянно носить с собой «палицу», т.е. тяжелую металлическую трость, чтобы, как он говорил, рука с пистоле¬том не дрожала, была твердой.
Свои упражнения он упорно продолжал и в михайловской ссылке. О чем, вспоминая, писал в 1866 году в «Санкт-Петербургских новостях» его тригорский приятель Алексей Вульф:
«Вы, вероятно, знаете, что Байрон так метко стрелял, что на расстоянии 25 шагов утыкивал всю розу пулями. Пушкин, по крайней мере в те годы, когда жил здесь, в деревне, был помешан на Байроне: он изучал его старательным образом и даже намеревался усвоить себе многие привычки Байрона. Пушкин, например, говаривал, что он не одарён физической силой, чтобы делать такие подвиги, как английский поэт, который, как известно, переплыл Геллеспонт .... Чтобы сравняться с Байроном в меткости стрельбы, Пушкин вместе со мной сажал пули в звезду над нашими воротами.... При этом, говоря о предстоящей дуэли с Толстым - «Американцем», он уверенно заявлял: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый, так колдунья напророчила».
Известно, что в Михайловском у Пушкина был своеобразный тир: тренируясь, он палил из пистолета в дверь домика с погребом. И твердость руки своей «палицей», с которой не расставался во время прогулок, вырабатывал попрежнему.
Однако их дуэль, в конце концов, не состоялась. Мемуарист, композитор и сын Л.Н.Толстого, Сергей Львович Толстой (1863-1947) в своей книге «Федор Толстой Американец» так рассказывает об этом:
«В 1826 году Пушкин получил возможность жить в столицах; теперь он мог «очиститься», т.е. закончить свою ссору с Толстым дуэлью. П.И. Бартенев сообщает, что С.А. Соболевский. По приезде Пушкина в Москву, отправился к нему и застал его за ужином. Тут же, еще, будучи в дорожном платье, Пушкин поручил ему на завтрашний день съездить к Толстому и вызвать его на дуэль; к счастью, того в то время в Москве не было. А затем дело уладилось. Приятели Пушкина, в особенности Соболевский, помирили их. Примирение оказалось прочным, и Толстой продолжал вращаться среди литературных друзей Пушкина. Был он участником и его приятельских пирушек, а в 1829 году выполнял поручение поэта: был его сватом к Н.Н. Гончаровой».
Свою репутацию отличного стрелка Пушкин подтвердил во время своей последней, роковой дуэли. Будучи тяжело раненым, он сумел, лёжа на снегу, попасть в грудь своего противника, выстрелившего на секунду раньше его. Лишь необъяснимое до сих пор чудо спасло тогда Дантеса от заслуженного наказания.
***
